Následující text není historickou studií. Jedná se o převyprávění pamětníkových životních osudů na základě jeho vzpomínek zaznamenaných v rozhovoru. Vyprávění zpracovali externí spolupracovníci Paměti národa. V některých případech jsou při zpracování medailonu využity materiály zpřístupněné Archivem bezpečnostních složek (ABS), Státními okresními archivy (SOA), Národním archivem (NA), či jinými institucemi. Užíváme je pouze jako doplněk pamětníkova svědectví. Citované strany svazků jsou uloženy v sekci Dodatečné materiály.

Pokud máte k textu připomínky nebo jej chcete doplnit, kontaktujte prosím šéfredaktora Paměti národa. (michal.smid@ustrcr.cz)

Ирина Андреева Irina Andreeva (* 1965  †︎ 2024)

• родилась 23 августа 1965 года в Екатеринбурге, тогда Свердловск, СССР

• поступила в Челябинский театральный институт на отделение режиссуры, но бросила

• уехала в Ленинград, жила по лимитной прописке, работала сторожем, дворником, примкнула к ленинградскому андеграунду, вышла замуж за рок-музыканта Фрэнка (Бориса Андреева), родила сына Иннокентия Андреева

• была актрисой и режиссером авторских спектаклей в авангардных физических театрах Ленинграда «До-Театр» и DEREVO

• вместе с чешским актером Алешем Янаком основала в Петербурге русско-чешский физический Театр Нового Фронта, с которым приехала на гастроли в Прагу и тут осталась до конца жизни

• в Театре Нового Фронта поставила четыре соло-спектакля, массу международных проектов, уличных спектаклей, которые показывала в Чехии и Европе

• в 2014 году поставила международный спектакль Intervence/Tolerance, сделав главной темой манипуляцию сознанием людей, остро переживала начало агрессии РФ в Украине

• работала как приглашенный хореограф в Национальном и Виноградском театрах

• последние несколько лет жизни сотрудничала с RockOpera Praha (Пражская Рок-Опера): была режиссером, хореографом и актрисой музыкальных спектаклей

Грустный человек, полный смешных историй

Ирина Андреева — актриса, клоун, режиссер пластического театра, вышла из советского андеграунда, во время перестройки работала в авангардных физических театрах Ленинграда «До-Театр» и DEREVO, основала с Алешем Янаком русско-чешский пластический Театр Нового Фронта и за 30-летнюю карьеру в Чехии развила ТНФ как международный проект. Работала как приглашенный хореограф в Национальном и Виноградском театрах, преподавала пантомиму и актерское мастерство. В последние ставила музыкальные спектакли в Пражской Рок-Опере. Никогда не имела своего дома: где репетировала, играла спектакли — там жила. Обезоруживает своей беззащитностью: миниатюрностью, смехом, аполитичностью и жаждой любви и прощения как высшей справедливости жизни.

Дедушка Рувим и другие

Ирина Андреева (девичья фамилия Медведева) родилась 23 августа 1965 года в Екатеринбурге, тогда Свердловск, СССР.

Мама — Аделаида Рувимовна Медведева (урожденная Гроссман), 1938 года рождения, инженер-патентовед. Ее родители — евреи из Кривого Рога Херсонской губернии Украины: Софья Абрамовна (урожденная Саморшаф) по образованию фельдшер, была домохозяйкой; Рувим Иосифович Гроссман окончил Николаевский кораблестроительный институт, был инженером завода №198, с ним уехал в эвакуацию на Урал во время Второй мировой войны, при его непосредственном участии был организован выпуск бронекорпусов танка Т-34, за что он получил Сталинскую премию, потом был главным технологом Свердловского завода №50, где велось производство артиллерийских установок.

Ирина вспоминает, что дедушка Рувим был настоящим главой семьи и для нее главным человеком в жизни — в их с бабушкой квартире она проводила детство, пока мама много работала. В Кривом Роге остались родственники, с которыми переписывалась бабушка, Ирина связь потеряла — не в ее характере поддерживать далекие связи.

Отец, Евгений Федорович Медведев (1935—2013), был инженером-конструктором научно-исследовательского центра в Свердловске, приехал по распределению после Ленинградского технологического института. Он происходил из необычной по тем временам семьи баптистов-евангелистов, которые были кочующими парикмахерами. Евгений родился Азербайджане, а перед войной они осели в Крыму. Глава семьи был расстрелян нацистами за веру и пацифизм. Ирина помнит бабушку: ездила к ней в Крым на летние каникулы. С многочисленными родственниками и с этой стороны Ирина связь не поддерживает. Отец, по ее воспоминаниям, был душой компании, сыпал афоризмами.

У Ирины есть старшая сестра Ольга, она живет в Екатеринбурге.

Школа не главное в жизни

Школа воспринималась Ириной как отлаженная часть советской жизни: «Я не помню никакой формы репрессий. Пионерами мы были автоматически — ничто не вызывало сомнений». Занималась музыкой и фигурным катанием. Мама водила в театр и филармонию.

Вспоминает, что в девять лет поставила в классе спектакль «Буратино», где сыграла Мальвину. Потом занималась в ТЮЗе в Доме пионеров Свердловска: «Он был очень хороший: нас возили на Байкал, мы премии получали, учились пантомиме и фехтованию, читали в самиздате Ежи Гротовского, Бертольда Брехта».

После восьмого класса пыталась поступить в театральное училище, но не взяли, и родители настояли на специализированной физико-математической школе. Там Ирина организовала театр: играли Маяковского, которым она сильно увлекалась в это время.

После школы поступила в Челябинский театральный институт на отделение режиссуры. Переживала за будущее: уехать по распределению в провинциальный театр было бы крушением, «завяла бы». Когда умер руководитель курса, решила бросить институт и ехать в Ленинград. В это время туда перебрался отец: встретил свою раннюю любовь и ушел из семьи. Ирина заработала деньги на дорогу летом в геологической экспедиции, куда они с мамой вдвоем записались рабочими.

Лимита: поколение дворников и сторожей

Ленинград произвел на Ирину впечатление — сначала архитектурой. Ради лимитной прописки Ирина устраивалась, куда брали: на хлебозавод, в психоневрологический диспансер, дворником, сторожем.

Именно тут она попала в творческую среду. «Поколение дворников и сторожей было в некотором смысле окрашено политически: сторожовки, дворнические квартиры были центром андеграундной культуры». Вспоминает, что поэты, художники и актеры андеграунда были уникальным целостным организмом — их творчество было взаимопроникающим. Говорит об этом с особым чувством ностальгии: «Люди, как магнитом, притягивались друг к другу».

Она бывала на подпольных выступлениях Бориса Гребенщикова, слушала русский рок и панк в рок-клубе, ходила на запрещенные выставки и «квартирники». Летом в Прибалтике с друзьями они устраивали на озере нудистские пляжи — хипповали.

Аресты милиции вспоминает, как легкую забаву: «Бывало, милиция ворвется, всех связали, поволокли куда-то, ну так через день всех выпускают — чего с нами возиться». Вспоминает, как однажды поехали автостопом в Таллинн отмечать день рождения Джона Леннона, жили большой тусовкой в маленькой квартире: «Там нас всех арестовали и посадили в тюрьму. Потом выкинули — чего даром кормить».

Ранний брак и рождение Кеши

Ирина вышла замуж в 1985 году за рок-музыканта и композитора Бориса Андреева (1963—1994), сценический псевдоним Фрэнк, в январе 1986 года у них родился сын Иннокентий.

В их жизни все было как в песне Иэна Дьюри: «Sex & Drugs & Rock & Roll». Борис был талантлив, но не трудолюбив, и Ирине пришлось зарабатывать для семьи.

На репетиции рок-групп мужа — «Патология», «Тихий омут», «Рок-фронт» — она приходила с коляской. Кеша крепко спал. Он рос общительным и любил компании, которые часто собирались у них дома. Но такая жизнь была трудна, Ирина решила уйти. Их с Кешей приютил брат мужа Максим — он вернулся с войны в Афганистане, и они с женой получили отдельную квартиру, Ирина им помогала с детьми.

Перестройка и андеграунд

Ирина говорит, что она неполитический человек: «Мне потом рассказали, кто такой Горбачев».

Но многое в жизни менялось. Она играла на улице спектакли с куклами и продавала их: «Это уже не было преступлением — все было можно. Если кто-то поет под гитару в подземном переходе, его не тащат в милицию».

Андеграунд разбрелся в разные стороны: «Были экологические люди, которые продали квартиры, переехали в деревню, стали жить земледельческим способом; были сторчавшиеся и умершие; были те, которые все попробовали и выбрались в люди — как Гребенщиков, Мамонов».

Свой путь: «До-Театр» и DEREVO

В 1989 году Ирину приняли в новый экспериментальный физический театр «До-Театр». Вспоминает, что делали все сами: придумывали спектакли, печатали и продавали билеты — и с этого жили.

И на одном из тренингов ее заметил основатель авангардного физического театра DEREVO Антон Адасинский — ему понравился небольшой сольный спектакль Ирины, и он пригласил ее в труппу. Театр Адасинского уже имел известность в России и за границей: их имидж был эпатажный и узнаваемый — все актеры лысые.

Ирина впервые поехала с театром DEREVO в зарубежные гастроли. Первое впечатление от супермаркета в Финляндии: «Зачем всего так много? Мы привыкли только хлеб и сыр». Бытовые условия всегда были тяжелые: «В Вене мы жили в коморках на старой фабрике. Готовили уличный проект. Ночью по мне мыши бегали. Я спала на столе и ножки стола были в мисках с водой, чтобы мыши не забирались» (смеется).

В 1991 году DEREVO приехало в Прагу — тут задержались уже на полтора года. Их принял Браницкий театр: им дали общежитие, возможность репетировать и выступать в Браницком театре. Условия, вспоминает Ирина, опять были тяжелыми: в театре топили только тогда, когда играли чешские театры, на них денег не хватало: «На нас были ватники, ватные штаны, валенки». Вспоминает, что это переносили весело и легко, как свойственно молодым.

Главным было то, как принимала публика: «Прошло два года после Бархатной революции — тогда еще чувствовалась полная эйфория. Для чешской молодежи и культурной среды был бум — бегают голые и без волос артисты и вытворяют что-то сумасшедшее».

Кешу взяли к себе бабушка и дедушка — родители Бориса Андреева. «Я никогда не была и не буду идеальной матерью, хотя у меня с сыном очень хорошие отношения. Мы каждый день перезваниваемся. У него замечательное чувство юмора».

Ирина с одним из лидеров DEREVO Дмитрием Тюльпановым создала спектакль на двоих «Человеческий материал — Чешуя», Тюльпанов написал музыку к спектаклю. Он, как вспоминает Ирина, был очень добр к ней, что в театре Адасинского было редкостью: заботился об Ирине, когда у нее случился паралич, носил на руках в туалет и на репетиции. Их спектакль имел огромный успех.

С Адасинским произошел конфликт, труппа раскололась. Ирина и Дмитрий Тюльпанов покинули театр, вернулись в Ленинград-Петербург и поступили в «До-Театр».

Ирина тепло вспоминает, что «До-Театр» обитал в сквоте на Пушкинской улице в доме номер 10: «Там можно было жить, репетировать и выступать: актеры, музыканты — все были вместе. Делали хеппинги, представления, открытия выставок». Тюльпанов такой жизни не выдержал и ушел из театра — ему нужна была стабильность.

Период Алеша Янака: «Время-дурак»

В 1993 году «До-Театр» приехал на гастроли в Чехию.

К ним проявил особый интерес чешский актер Алеш Янак. Он просто влюбился в этот русский проект, где «черти лысые бегают». Алеш сбежал из Военно-морской академии в Гданьске, поступил в Праге на театральный факультет Академии искусств DAMU и мечтал быть клоуном, как Слава Полунин. Он уже сделал свой сольный клоунский спектакль Prst, на который пригласил Ирину.

Когда театр вернулся в Петербург, Алеш взял академический отпуск в DAMU и приехал за Ириной. Иллюзии, что его примет Полунин, рухнули. Ирина его устроила жить в сквот, и они вместе начали создавать новый спектакль «Время-Дурак». Репетировали в клубе «Там-там» по ночам, когда сцена была свободна.

Темой спектакля «Время-Дурак» стал страх о будущем России: «Когда началась перестройка, с одной стороны — свобода, с другой стороны — все темные элементы начали вылезать: бандитизм, агрессия у людей: очевидно, она давно была, но под каким-то давлением или запретом. Был страх, что может начаться какая-то форма войны. Россия — это агрессия».

В это время сын Ирины пошел в школу, и бабушка с дедушкой его отдали ближе к дому, чтобы ребенка не украли — закончились времена детства Ирины, когда дети гуляли во дворе сами. Через год пропал бывший супруг Борис Андреев — весной 1994 года его нашли мертвым на пригородной станции, расследования никто не проводил.

Ирина с Алешем решили основать совместный пластический театр, который Алеш назвал «Театр Нового Фронта» — он тогда увлекался синими бригадами Маяковского, и название выражало авангардные настроения.

«Время-Дурак» в Праге

Алеш организовал в Праге несколько показов спектакля «Время-Дурак»: на фестивале NEXT WAVE, в театре Rubin и в Divadlo v Řeznické. Поездку в Прагу Ирина вспоминает как очередную смешную историю из своей жизни.

Деньги на дорогу ей собрали друзья, реквизитом к спектаклю было забито до отказа все купе поезда: «Ну, я всегда была дура полная, и на границе оказалось, что визы у меня нет». Невероятно, но пограничник ее пожалел и пропустил.

Спектакль в Чехии имел большой успех. «Когда ты лысый — зрители валят толпой. Когда ты альтернативный — живешь в холодных помещениях». Она жила в культурном центре Петра Бергмана на площади Кафкова: там был склад, репетиционная, возможность играть спектакли и продавать билеты. Потом жили в замке Цыбулка — без тепла и электричества, подобные места еще много раз меняли. Началась ее долгая 30-летняя жизнь и карьера в Праге.

Русская эмигрантка в очереди за визой

Ирина получила разрешение, и они с Алешем играли уличные спектакли: «Я танцевала степ, Алеш показывал пантомиму, а вечером мы играли импровизации. Куча людей. Дают деньги. Все разрешено. Никто нас не арестовывает».

К ним приходили и из театров и предлагали выступления, у Ирины было ощущение безграничных возможностей и что вдвоем с Алешем они сила.

С оформлением чешских документов ей помогали чешские друзья: первые документы сделал худрук Divadlо Na Zábradli Петр Лебл, прописку дала драматург и профессор DAMU Яна Пилатова.

В Полицию по делам иностранцев Ирина вставала в 5 утра — очереди тогда были мрачные и огромные. В остальном сложностей не помнит: «Никто меня не унижал, может, потому, что я такая маленькая, что унижать некуда» (смеется).

Алеш был интеллектуалом, и материальные вопросы в семье опять решала Ирина.

Период анонимности: потеря имени

Во время становления Театра Нового Фронта не использовались их имена: «Идея Алеша заключалась в том, что мы будем сильнее, если будем анонимными. Мы тело этого театра, которое создает и несет мысль». Так в 1999 году возник спектакль Prvotní příznaky ztráty jména («Первоначальные признаки потери имени»). Это якобы инсценировка дневника, найденного в раздевалке уральского завода «Вторшермет» — мистическое путешествие по сферам сознания.

Вспоминает, что по-настоящему анонимной была только она: Алеш очень много общался на всех языках мира — он полиглот, а она молчала, работала, была в тени. «Очевидно, это была романтическая благородная ошибка».

Театр Нового Фронта: рассказ о себе

Первый сольный спектакль в ТНФ Ирина сделала о семье эмигрантов — «Кто сюда смотрит». Она проживала жизнь в новом мире без языка и нужных привычек. Сыграла несколько характерных персонажей: Бога, женщину, мужика и грустного одинокого ребенка.

Второй сольный спектакль, Dybbuk, возник как отрицание общепринятой роли женщины в искусстве: «Все спектакли были о любви, о том, как они красивы, гламур меня раздражал». Она сделала спектакль о жизни женщины от рождения до смерти. Сейчас ей кажется, что ее подтолкнули проблемы с Алешем, ее сольные спектакли — всегда исповедь.

Ирина — человек немолчащий

Театр разрастался, им дали помещение, Ирина получала чешские и международные гранты, актеры были всех национальностей. Ирина занималась режиссурой и преподавала на чешском и английском языках. Судьба заставила ее разговаривать, проявить эгоизм и бороться с конкурентами.

В 2012 году на олимпийских играх в Лондоне они показали спектакль Home: scape — тоже про эмиграцию. Ирина использовала личный опыт, то, как она получала постоянное жительство в Чехии: окошко, которое не открывается, очереди, ожидание, отказ, апелляция, воспоминания о доме и мечты о будущем.

Творческая судьба опять свела Ирину с Дмитрием Тюльпановым. Он эмигрировал в Израиль и основал в Тель-Авиве театр Clipa Theater. В 2012 году в Израиле, во время ракетных обстрелов ХАМАС, они создали спектакль The Other («Другой») — о том, как возникает ненависть в отдельном человеке, так и в обществе в целом.

Алеш не выдержал нестабильности — он ушел из театра и вообще из профессии.

Интервенция в эстетике Майдана

Когда в 2014 году началась война на Донбассе, Ирина сделала международный проект Intervence/Tolerance. В этот время она преподавала в детском русскоязычном театре «Красный сарафан», и ее потрясло, что дети, рожденные в Украине, Крыму и России, начали свою детскую войну.  

Главной темой стала манипуляция: кто-то заставляет человека делать одно движение, потом этот человек начинает делать это движение автоматически — вот их пара, потом группа, когда групп две — начинается война.

«Впервые в жизни стала читать политические новости. Депрессия потом была страшная. Вся эта ненависть...» Спектакль о сути человека, ненависти и боли, не о событиях и политических новостях, единственная деталь из реальности — это декорации из автопокрышек, как на Майдане.

Человеческая потеря

Во время совместных гастролей в 2016 году Театра Нового Фронта с израильским театром Clipa Theater, на сцене от сердечного приступа, практически у нее на руках, умер Дмитрий Тюльпанов.

Постичь эту трагедию она могла творчески, и создала сольный спектакль Passing («Прохождение»), посвященный коллеге и другу Дмитрию Тюльпанову, спектакль исследующий последний момент человеческого существования, переход между бренной жизнью и смертью.

Война — это манипуляция человеком

Вспоминаем, что было в день начала войны 2022 года. Ее совместный с Олегом Каторгиным спектакль Nalezeno v Antarktidě («Найдено в Антарктиде») должно было снимать чешское телевидение, но культура была отменена — все новости о войне. Про сам спектакль вспоминает с досадой, поскольку «русские живут в своем русском пузыре».

В момент вторжения РФ в Украину остро ощутила себя не человеком мира, как привыкла, а русской: «Мое государство — агрессор».

Она естественно боялась за сына в Петербурге, особенно в период мобилизации в РФ. «Он уверен, что его не загребут на войну — посмотрят на него и решат, что это плохо кончится для армии» (смеется).

В связи с войной у Ирины главная мысль о манипуляции: «Если человеку с утра до вечера говорить одно и то же, да еще и от власть имущего, и у него нет самостоятельных мозгов, если он не читает иностранные новости — так он просто в это поверит. Если с детства до старости говорить человеку, что слон зеленый, так он скажет да».

Новый фронт закрыт во время войны

Ирина сама выносит приговор своему театру во время войны: «Даже если нас любят, никто не даст деньги театру с таким именем. И ничего не даст (смеется). У нас нет выступлений — это самое страшное».

В ее репертуаре есть много веселых спектаклей для детей и взрослых, но нет желания их играть. Когда ей сейчас предложили сделать комедию дель арте, она сказала, что сделает спектакль про агрессора. Оказалось, люди устали от войны и им нужен спектакль про любовника и любовницу с танцами и красивыми костюмами, и она завяла.

RockOpera Praha: последний дом

На сценах Национального и Виноградского театров она поставила хореографию для нескольких спектаклей. Работала с Войцеком и Даном Шпинаром, для Страпницкого делала хореографию в его спектакле «Репетиция оркестра».

Ее домом в последние несколько лет стала Пражская Рок-Опера: в прямом и переносном смысле. Сначала ее пригласили делать хореографию в опере «Фауст». Последовала режиссура оперы «Книга мертвых»: «Это моя тема — жизнь после смерти». Потом: «Анна Каренина», «Троя», «Маленький принц».

Всю жизнь Ирина была боец, но оптимизма не стало. Она по-прежнему видит всю свою жизнь как череду веселых историй, но сознается: «Я счастлива, когда работаю, развлекаю людей, когда я на сцене — само собой, когда режиссурой занимаюсь, и потом, когда я сплю».