Následující text není historickou studií. Jedná se o převyprávění pamětníkových životních osudů na základě jeho vzpomínek zaznamenaných v rozhovoru. Vyprávění zpracovali externí spolupracovníci Paměti národa. V některých případech jsou při zpracování medailonu využity materiály zpřístupněné Archivem bezpečnostních složek (ABS), Státními okresními archivy (SOA), Národním archivem (NA), či jinými institucemi. Užíváme je pouze jako doplněk pamětníkova svědectví. Citované strany svazků jsou uloženy v sekci Dodatečné materiály.

Pokud máte k textu připomínky nebo jej chcete doplnit, kontaktujte prosím šéfredaktora Paměti národa. (michal.smid@ustrcr.cz)

Igor Stankevich Игорь Станкевич (* 1976)

• родился 30 января 1976 года в г. Орша, Витебской области, Белорусской ССР.

• по материнской линии потомок польской шляхты с хутора Гляково-Руклино Оршанского района Беларуси.

• 1927—1944 гг. около 30 членов семьи были репрессированы, 12 из них расстреляны.

• в 1999 г. закончил факультет журналистики Белорусского государственного университета, работал в СМИ и профсоюзных организациях в Беларуси и России.

• в 2017 г. основал общественную инициативу «Кобыляки. Расстреляны в Орше».

• Вместе с другими участниками инициативы — потомками расстрелянных —добился от исполнительного комитета г. Орша установки памятной доски на месте массовых расстрелов в лесу на Кобыляцкой горе.

• получил Карту поляка по иммиграционному законодательству Польши.

• был наблюдателем на парламентских и президентских выборах в Беларуси от правозащитной организации «Белорусский Хельсинский комитет».

• на президентских выборах 2020 года в Беларуси обнаружил фальсификации итогов голосования.

• был арестован на улице, в момент, когда фотографировал автобусы с нарядами милиции.

• подвергался допросам и пыткам, вынужден был подписать документ об отказе участвовать в протестных акциях.

• по фиктивному обвинению наказан административным штрафом.

• выйдя из заключения, срочно покинул территорию Беларуси, выехал в Польшу.

Česká verze příběhu následuje po té ruské:

«У меня был шок, когда я прочел признание брата прабабушки в том, что он польский шпион и работал в связке с двоюродной сестрой, которая являлась главарем шпионской сети, и даже получал за это деньги». На самом деле брат из Польши послал ему деньги на пиджак. В протоколе допроса Антона Коменского были перечислены 15 родственников с указанием родственных связей. Все они были репрессированы, 12 из них были расстреляны.

«Репрессии в отношении моих родственников продолжались на протяжении почти 20 лет. Список репрессированных в моей семье составляет около 30 человек» — подытоживает свидетель.

Простая советская семья

Свидетель родился в семье заместителя командира по политической работе транспортной милиции на станции Орша Петра Ивановича Станкевича (1942—2003) и работницы швейной фабрики г. Орша Веры Петровны Станкевич (ур. Томашевич, 1948—2014). Они жили с бабушкой и дядей в небольшой полуторной квартире. Через шесть лет отец пошел на повышение, семья переехала в Минск, получили отдельную двухкомнатную квартиру. Отец был членом коммунистической партии, однако в разговорах называл себя «марксистом». Мама работала инженером-теплотехником на минском вагоноремонтном заводе, была видной активисткой в комсомольской ячейке. 

Прозрение

Школа не давала пищи для ума и сердца, стимула учиться в последних классах не было. В 1994 г. свидетель по совету отца поступил на факультет журналистики в Белорусский государственный университет, «где началось пробуждение, как гражданина, появились идеалы и ценности».

В этом же году в Беларуси состоялись выборы первого президента. «Свой голос я отдал за лидера общественно-политической организации «Белорусский Народный Фронт» Зенона Позняка» — вспоминает свидетель. После победы на выборах А. Г. Лукашенко было разочарование, родители говорили, что «пришел к власти колхозник, который не умеет говорить и не достоин управлять страной». На первом курсе института свидетель стал одним из участников массовой студенческой демонстрации за повышение стипендии, его фотография с плакатом «Молоко и хлеб – студенческий обед» попала в газеты. В результате акции студентам повысили стипендии, и у свидетеля осталось чувство эффективности протеста и интерес к профсоюзному движению. Из тихони он становился лидером.

Встали вопросы самоидентификации, «началось мое пробуждение как белоруса, человека, который живет в Беларуси, а не в Советском Союзе». Теперь он участвовал в спорах по поводу национальной символики. Родители были сторонниками советского союза и старых символов — красно-зеленого флага и герба, который называли «капуста». Но свидетель не ощущал своей связи с СССР и Россией: «Более того, было ощущение, что Россия — это угроза, враг, зло». В школе преподносили историю Беларуси, как суверенного государства, начиная с 1919 г., когда она стала Белорусской Советской Социалистической Республикой (БССР). Но в университете историю Беларуси преподавали иначе — как череду войн с Россией.

Серьезное увлечение краеведением и архитектурой толкнули свидетеля к поездкам по республике и вопросу: «Следствием какой жуткой катастрофы является масса руин некогда роскошных дворцов, замков, церквей, костелов по всей Беларуси?». Причина, как постепенно приходило осознание, была в захвате власти большевиками, их богоборческой политике, тотальном уничтожение дворянства, элиты общества, и ценностей, которые они создавали. Очерки о поездках и свои впечатления свидетель публиковал в газете «Туризм и отдых».

Институтскую практику Игорь Станкевич проходил по протекции отца в газете министерства внутренних дел «На страже» (приемник «На страже Октября»). Остро-критический материал о Лечебно-трудовом профилактории (ЛТП) вызвал сопротивление системы. Субъективно автору была важна эта тема, поскольку у его отца начались проблемы с алкоголем. Следующая публикация касалась модернизированной советской символики, утвержденной референдумом 1995 г. и новой милицейской формы. По цензурным соображениям материал претерпел существенную редактуру.

Свидетель участвовал в «Маршах за свободу» против диктатуры А. Г. Лукашенко с 1996 по 1999 гг.

Папа римский ни при чем

Вскоре состоялась первая поездка за границу. Вместе с другом они отправились в Польшу на встречу с папой римским Иоанном Павлом II, хотя свидетель даже не был крещеным. «Находясь во Вроцлаве, я был потрясен красотой готических костелов, барочной архитектурой» — вспоминает свидетель. Местных поляков интересовало, почему белорусы говорят по-русски, буквально это звучало «по-российски». Поставленный вопрос, заставил после возвращения заняться изучением белорусского языка, «чтобы не идентифицировать себя с Россией». Свидетель так же заинтересовался польской историей и начал изучать польский язык.

Журналистика или пропаганда

На последнем курсе университета свидетель сотрудничал с агентством по развитию средств массовой информации IREX и прошел у них курс обучения «СМИ и право». Там познакомился с коллегами, которые проводили медиа-мониторинг в Словакии. На этой базе сделал диплом «Правовое регулирование медиа в разных странах».

В 1999 г. закончил университет и попал на работу в АТН (Агентство телевизионных новостей) — «главный рупор Лукашенко, главный источник лжи про положение дел в Беларуси, обстановка ТВ мне претила, но у меня еще были иллюзии, что журналистика может на что-то влиять» — признается свидетель. Через месяц он уже работал волонтером в проекте IREX «Мониторинг СМИ в Беларуси» и поступил в аспирантуру университета, собираясь заниматься темой мониторинга электоральных компаний.

В 2000 г. журналист Александр Старикевич готовил «Съезд за независимость», он пригласил свидетеля для работы в секретариате съезда. «У многих жителей Беларуси сохранялось ощущение, что суверенитет мы обрели случайно, и нет ничего страшного, что мы его отдадим России, с Россией мы всегда дружили» — описывает он настроение простых людей. В рамках своей работы он провел интервью с послом Польши о том, как у них происходило становление независимого государства, и еще более укрепился в своей позиции.

Профсоюзы

В 2001 г. свидетель начал работать в газете Федерации профсоюзов. На президентских выборах 2001 г. оппозиционные партии выдвинули единого кандидата — председателя Федерации профсоюзов Беларуси Владимира Ивановича Гончарика. Свидетель вошел в пресс-центр предвыборного штаба кандидата в президенты В. И. Гончарика. Когда Гончарик по официальной статистике проиграл Лукашенко, стало понятно «как трудно что-то менять, журналистика слабо влияет на общество, а общество не заинтересовано в получении альтернативной информации».

Готовясь к защите диссертации, свидетель столкнулся с цензурой, его научный руководитель Владимир Иванович Саченко требовал исключить из исследования данные про оппозиционные СМИ. Свидетель принял решение не защищать диссертацию, и был отчислен.

Вскоре после победы Лукашенко, место Гончарика занял заместитель главы администрации президента Беларуси Леонид Петрович Козик. Профсоюзы потеряли политическую активность. Свидетель не проявил лояльность к новому составу руководства и его уволили. Редакция еженедельника Федерации профсоюзов «Белорусский час», где свидетель публиковался, была разогнана.

Незадолго до увольнения Игорь женился, взял деньги в долг на покупку квартиры и семья ожидала рождения детей. Последовала череда временных работ в «Комсомольской правде», частном агентстве новостей БелаПАН, в Международной организации труда (МОТ, International Labour Organization) с субрегиональным бюро в Москве. В 2003 году неожиданно умер отец. Позже свидетель посещал курсы польского языка при Институте польском в Минске. Накануне выборов было еще одно увольнение с межгосударственного телеканала «Мир», а еще через несколько лет Игорь развелся с женой.

Кто смотрит на тебя со старой фотографии

К старинному семейному альбому фотографий конца XIX—начала XX века мама свидетеля почти ничего не могла сказать — что это за люди на фото. Пришло желание возрождения себя, как части большой семьи и своего рода — листа на родовом древе.

«Всю жизнь я подсознательно боялся власти, мне казалось, что завтра придут и все отберут. Сейчас я знаю, откуда корни этого страха», — оценивает результаты своей работы Игорь. Не случайно, его родители, кроме нескольких скудных полулегенд ничего не знали о своих ближайших родственниках, они были «враги народа».

В Орше у родственников сохранились письма 1950—70-х гг. на польском языке, которые свидетель прочел. «В письмах брат писал, что сочувствует детям расстрелянной сестры Анны. Что в Варшаве живут дети Петра — Богдан и Ришард. В письмах были фотографии и визитная карточка с адресом в Гдыне. В 2004 г. свидетель посетил Ришарда Каменского, а в 2008 г. Богдана Каменского, их отец бежал в Польшу от революции. Под Оршей у него был свой лес, куда он ходил охотиться на тетерева, свой герб. С тетей из Петербурга они подписали все фотографии в альбоме.

10 лет свидетель жил в России, там работал с архивами. В 2015 г. в Свердловском архиве обнаружил личное дело родного брата прабабушки Антона Каменского и двоюродного брата Николая Каменского. В Петербурге посетил мемориал жертвам сталинских репрессий Левашовскую пустошь.

Список репрессированных в семье свидетеля составляет около 30 человек. 12 расстрелянных. «Они были расстреляны в Орше, но неизвестно где. Местные активисты привезли меня на Кобыляцкую гору — это место оказалось в лесу». В начале 1990-х годов тут был установлен валун с мемориальной табличкой. Но тема репрессий с приходом Лукашенко к власти была закрыта, и никого не беспокоило, что табличку давно украли.

В 2017 г. Игорь Станкевич вернулся в Беларусь, и начал объединять потомков репрессированных в гражданскую инициативу «Кобыляки. Расстреляны в Орше». На Кобыляцкой горе было установлено около 20 табличек, 15 крестов, 5 памятников. В 2018 г. исполком в ходе многочисленных обращений, установил табличку «Место памяти и скорби».

Фальсификация на выборах

На президентских выборах 2020 г. свидетель являлся наблюдателем от правозащитной организации «Белорусский Хельсинкский комитет», координировал наблюдателей по Московскому району. Ссылаясь на распоряжение правительства не допускать наблюдателей на участки в связи с пандемией, их выгоняли и даже арестовывали. Свидетелю удалось вести наблюдение на участке по его месту прописки. «Штаб Светланы Тихановской призывал складывать бюллетени гармошкой, и мы фиксировали не только явку, но и то, в каком виде люди бросали бюллетени. Тихановская набрала 1729 голосов против 438 за Лукашенко». Объявленная центральной избирательной комиссией победа Лукашенко была явной фальсификацией.

Машина репрессий катится вперед

Свидетеля не покидало чувство тревоги из-за возможного ареста, он вывез все ценные документы из квартиры.

Арест произошел 11 августа случайно. Свидетеля схватили на улице, в момент, когда он фотографировал автобусы с сотрудниками милиции. «Из автобуса выбежали пять человек, заломили мне руки, поставили на колени, потом они загнали меня в Районный отдел внутренних дел (РОВД) на 4 этаж, при этом били головой о стены. Завели в актовый зал, бросили на пол лицом вниз, руки за спину. Через три часа вызвали на допрос к следователю. Били меня два человека, один зажимал голову ногами. Спрашивали на кого я работаю, сколько мне платят. В личных вещах обнаружили валюту 110 евро и флешку с надписью «Польское радио», а в паспорте польские визы. Поэтому меня назвали польским шпионом. Меня пытали так же, как палачи пытали моих родственников перед расстрелом».

Свидетеля вернули в актовый зал, где было уже много людей, раздавались удары дубинками и крики. Вместо наручников одели пластиковые хомуты, что доставляло жуткую боль. Заставили снять брюки, трусы — проверяли, сколько побоев, если мало — добавляли. Потом 16 часов свидетель сидел на стуле, руки вперед на спинке впередистоящего стула, голова вниз. Через сутки его перевезли в приемник-распределитель на Окрестина. «Нас заводили в помещение по пять человек, где судья в маске зачитывал рапорты сотрудников милиции. Я опять находился в атмосфере арестов моих предков — лица судьи не видно, за мной стоит охранник, меня обвиняют в том, чего я не делал». Выпустили по причине наличия несовершеннолетних детей на попечении. Вернули часть вещей. Дали подписать документ об отказе участвовать в акциях протеста. 

Дети и бывшая жена были перепуганы. Свидетель обратился в поликлинику за медицинским освидетельствованием побоев. Но спустя несколько часов после этого ему позвонили из РОВД Московского района и вызвали к следователю, чтобы проверить заявление об избиении. «Тут у меня началась паника, я понял, что по второму кругу они меня живым не выпустят. Я выключил все телефоны, собрал чемоданы, и мы уехали в Польшу».

------------------------------------------------------------------------------------------------

„Poté, co jsem si přečetl doznání prababiččina bratra Vitolda, ve kterém se tvrdí, že je polským tajným agentem, že za to bral peníze a že pracoval spolu se svou sestřenicí, která měla být hlavou celé vyzvědačské sítě, jsem byl v naprostém šoku,“ říká pamětník. „Přiznal se, že vyvážel z Orši do Moskvy nějaké balíčky, za které dostával zaplaceno. Až později jsem pochopil, co bylo v těch balíčcích - byly tam peníze od bratra z Polska na kabát. Žádná špionáž, prostě jen peníze na kabát.“ V protokolu o výslechu Antona Kamenského bylo vyjmenováno patnáct příbuzných s přesným popisem příbuzenských vztahů. Ti všichni byli pronásledováni, přičemž dvanáct z nich bylo zastřeleno.

„Třicet mých příbuzných bylo v průběhu téměř dvaceti let pronásledováno,“ uzavírá Igor Stankevič. V roce 2018 pamětník publikoval knihu o rodině Kamenských, ve které je celá jedna kapitola věnována jejich pronásledování.

Obyčejná sovětská rodina

Igor Stankevič se narodil v rodině Petra Ivanoviče Stankeviče (1942 - 2003), zástupce vedoucího pro politickou činnost dopravní policie na stanici Orša, a Věry Petrovny Stankevič, roz. Tomaševič (1948–2003), dělnice v šicí továrně v Orše. Bydleli spolu s babičkou a strýcem v nevelkém jeden a půl pokojovém bytě. Po šesti letech otce povýšili, rodina se proto mohla přestěhovat do samostatného dvoupokojového bytu v Minsku. Otec byl členem komunistické strany, i když tvrdil, že je marxista. Matka pracovala jako inženýrka tepelné techniky v minské továrně na opravu vagónů a patřila mezi přední aktivistky komunistického svazu mládeže Komsomol.

Prozření

Škola ho duchovně nenaplňovala a do učení příliš chuť neměl. Na radu otce složil v roce 1994 přijímací zkoušky na fakultu žurnalistiky Běloruské státní univerzity, „kde začalo [jeho] občanské prozření, uvědomění si hodnot a ideálů“.

Ve stejném roce se v Bělorusku konaly volby prvního prezidenta. „Svůj hlas jsem dal Zenonu Poznjakovi, lídrovi občanské politické organizace Běloruská národní fronta,“ vzpomíná pamětník. Po volebním vítězství A. G. Lukašenka následovalo zklamání. Rodiče tehdy říkali, že „k moci se dostal kolchoznik [člen kolchozu – obdoba JZD], který neumí ani mluvit a který není hoden vést tuto zemi“. V prvním ročníku vysoké školy se pamětník účastnil masové demonstrace na podporu zvýšení stipendií a jeho fotografie s plakátem „Mléko a chléb – studentů oběd“ se dostala do novin. Výsledkem této akce bylo zvýšení stipendií, díky čemuž pamětník pocítil efektivitu protestu a zvýšil se jeho zájem o odborová hnutí. Z kliďase se stával lídr.

Tehdy vyvstaly otázky spojené s vlastní identitou, „začalo moje probuzení jako Bělorusa, člověka, který žije v Bělorusku a ne v Sovětském svazu“. Začal se účastnit debat zaměřených na národní symboliku. Rodiče byli přívrženci Sovětského svazu a starých symbolů, tj. červeno-zelené vlajky a erbu, kterému přezdívali „zelí“. Pamětník však nepociťoval žádnou sounáležitost ani se SSSR, ani s Ruskem. „Dokonce jsem měl pocit, že Rusko je hrozba, nepřítel a zlo,“ dodává. Dějiny Běloruska jako suverénního státu byly ve škole vykládány od roku 1919, kdy vznikla Běloruská sovětská socialistická republika (BSSR). Oproti tomu se na univerzitě dějiny Běloruska vyučovaly jako řada válek s Ruskem.

Vážný zájem o regionalistiku a architekturu ho podnítil k cestování po republice a v hlavě mu přitom zněla otázka: „V důsledku jaké příšerné katastrofy je všude v Bělorusku spousta ruin dříve honosných paláců, zámků a kostelů?“ Postupem času zjistil, že to bylo v důsledku bolševické odmítavé náboženské politiky, totálního vyhlazení šlechty, společenské elity a popření hodnot, které vytvářeli. Jeho črty a dojmy z cest byly publikovány v novinách „Turistika a odpočinek“.

Vysokoškolskou praxi Igor Stankevič získal díky otcově protekci v novinách ministerstva vnitra „Na hlídce“ (rádio „Na hlídce velkého října“). Ostře kritický materiál o léčebně-pracovních ozdravovnách (LTP – léčebně-nápravných detenčních zařízeních pro drogově a alkoholově závislé, kteří jsou sem umisťováni z rozhodnutí soudu) se setkal se systémovým odporem. Zájem o tuto problematiku podnítil otec pamětníka, který začal bojovat s alkoholovou závislostí. Jeho další publikace, která se týkala emancipace od sovětské symboliky a nových policejních uniforem schválených referendem v roce 1995, byla do velké míry zcenzurována.

V průběhu let 1996 - 1999 se pamětník účastnil „Pochodů za svobodu“ svolávaných na protest proti režimu A. G. Lukašenka.

Papež s tím nemá nic společného

Brzy poté se pamětník spolu se svým kamarádem vydal poprvé do zahraničí, a to do Polska na setkání s papežem Janem Pavlem II., přestože nebyl pokřtěný. „Byl jsem ohromen krásou gotických kostelů a barokní architekturou ve Vratislavi,“ vzpomíná. Místní Poláci se velice zajímali, proč Bělorusové mluví rusky, a tak díky této události pamětník začal studovat běloruštinu: „Chtěl jsem, aby mě nespojovali s Ruskem.“ Rovněž se začal zabývat dějinami Polska a učit se polskému jazyku.

Žurnalistika, nebo propaganda

V posledním ročníku studia na univerzitě začal pamětník spolupracovat s agenturou IREX, která se zabývá rozvojem masmédií. Tam také absolvoval školení na téma „Masmédia a právo“ a seznámil se s kolegy, kteří se účastnili mediálního monitoringu na Slovensku. Tyto zkušenosti mu posloužily jako podklady pro diplomovou práci s názvem „Právní regulace médií v různých zemích”.

Po absolvování univerzity v roce 1999 začal pamětník pracovat v Agentuře televizních novin ATN. „Hlavním šiřitelem, hlavním zdrojem lží o stavu země byl Lukašenko. Podmínky práce v televizních médiích se mi příčily, ale pořád jsem měl naději, že žurnalistika může něco změnit,“ přiznává. Po měsíci se přihlásil jako dobrovolník do projektu IREX „Monitorování masmédií v Bělorusku“ a započal doktorandské studium, během kterého se zabýval monitoringem volebních kampaní.

V roce 2000 začal žurnalista Alexandr Starikevič připravovat Konferenci za nezávislost a přizval pamětníka k práci ve výkonném orgánu sjezdu. „Hodně obyvatel Běloruska mělo dojem, že suverenita se k nám dostala náhodou a tím pádem nebude nic hrozného, pokud ji vrátíme Rusku, vždyť s Ruskem jsme se přátelili vždycky,“ popisuje pamětník tehdejší nálady obyčejných lidí. V rámci své práce se mu podařilo udělat rozhovor s velvyslancem Polska o tom, jakým způsobem v Polsku proběhlo formování nezávislého státu, a tím se ještě více utvrdil ve svém postoji.

Odborové svazy

V roce 2001 pamětník pracoval v novinách Federace odborových svazů. Ve stejném roce byl předseda Federace odborových svazů Běloruska Vladimír Ivanovič Gončarik navržen jako jediný zástupce opozičních stran do prezidentských voleb. Pamětník byl součástí tiskového centra předvolebního štábu tohoto kandidáta. Podle oficiálních výsledků voleb vyhrál Lukašenko, avšak bylo zřejmé, „jak těžké je něco změnit a jak malý vliv na společnost má žurnalistika, když společnost alternativní informace vůbec nezajímají“.

Vedoucí disertační práce Vladimír Ivanovič Sačenko pamětníka těsně před její obhajobou vyzval, aby vyřadil údaje o opozičních sdělovacích prostředcích. Obhajovat neúplnou práci pamětník odmítl, proto byl ze studia vyloučen.

Po Lukašenkově vítězství bylo Gončarikovo místo přiděleno Leonidu Petroviči Kozikovi, zástupci vedoucího kanceláře prezidenta Běloruska. Odborové svazy přišly o veškerý politický vliv a pamětník byl propuštěn z důvodu neloajality k novému vedení. Redakce týdeníku Federace odborových svazů „Běloruská hodina“, kde publikoval, byla rozpuštěna.

Krátce před propuštěním se pamětník oženil, půjčil si peníze na koupi bytu, a tak byli s jeho ženou připraveni na založení rodiny. V té době vystřídal řadu příležitostných zaměstnání, například v Komsomolské pravdě, soukromé novinové agentuře BelaPAN nebo v moskevské pobočce Mezinárodní organizace práce (MOT, International Labour Organization). V roce 2003 mu náhle zemřel otec. Pamětník znovu navštěvoval kurzy polštiny v Polském institutu, krátce před volbami byl propuštěn z mezistátního televizního kanálu Mír. Po dalších několika letech se rozvedl.

Kdo se na tebe dívá ze staré fotografie

Pamětníkova matka mu nedokázala sdělit žádné informace o starodávném rodinném albu fotografií z přelomu 19. a 20. století. Nevěděla, kdo je na fotografiích a to v pamětníkovi vzbudilo touhu nacházet sebe sama prostřednictvím své rozvětvené rodiny a svých předků.

„Během celého života jsem se podvědomě bál moci a zdálo se mi, že zítra přijdou a o všechno mě oberou. Teď už chápu, odkud pramení tento strach,“ komentuje pamětník výsledky své práce. O nejbližších příbuzných jeho rodiče až na pár kusých informací nevěděli nic. To plynulo především z faktu, že tito příbuzní byli pokládáni za „nepřátele lidu“.

Pamětníkovi se od příbuzných z Orši podařilo získat polsky psané dopisy z let 1950-1970. „V dopisech bratr psal, jak je mu líto dětí, které zůstaly po zastřelené Anně. A také o tom, že ve Varšavě žijí Petrovi synové Bogdan a Rišard,“ říká pamětník. Rovněž zde byly vložené fotografie a vizitka s adresou v Gdyni. V roce 2004 pamětník navštívil Rišarda Kamenského a v roce 2008 Bogdana Kamenského, muže, jejichž otec uprchl před bolševickou revolucí do Polska. U města Orša kdysi vlastnil les, kam chodil lovit tetřevy. Dokonce byl majitelem vlastního erbu.

Pamětníkovi se nakonec s pomocí tety podařilo vytvořit popisky ke všem fotografiím v albu.

Deset let hledal pamětník v ruských archivech informace o svých příbuzných. V roce 2015 objevil v archivu města Sverdlovsk osobní spis bratra prababičky Antona Kamenského a bratrance Nikolaje Kamenského. V Petrohradě navštívil Levašovskou pustinu, kde se nachází památník obětem stalinských represí.

Seznam pronásledovaných v pamětníkově rodině dosahuje téměř třiceti osob. Dvanáct jich bylo popraveno. „Byli zastřeleni v Orše, avšak není jasné, kde přesně. Místní aktivisté mi ukázali Kobyljackou horu, která se nacházela v lese.“ V devadesátých letech zde byl umístěn kámen s pamětní deskou. Avšak s příchodem Lukašenka k moci se o represích přestalo mluvit, a proto už nikoho nezajímalo, že deska zmizela.

Igor Stankevič se vrátil do Běloruska v roce 2017 a začal organizovat potomky pronásledovaných lidí v občanské iniciativě „Kobyljaki. Zastřeleni v Orše“. Na Kobyljacké hoře bylo umístěno okolo dvaceti pamětních tabulek, patnácti křížů a pěti památníků. Po četných žádostech k výkonnému výboru místní samosprávy sem byla v roce 2018 umístěna tabulka s nápisem „Místo paměti a zármutku“. 

Falzifikace voleb

Při prezidentských volbách v roce 2020 působil pamětník jako pozorovatel lidskoprávní organizace Běloruský helsinský výbor v Moskevském rajónu města Minsk. Pozorovatele bylo s poukazem na protiepidemická opatření vlády zakázáno vpouštět do volebních místností, nezřídka byli vyháněni, a dokonce zatýkáni. Pamětník sledoval volební okrsek v místě svého trvalého bydliště. „Štáb Svjatlany Cichanouské vyzýval skládat hlasovací lístky jako harmoniku, takže jsme mohli zaznamenat nejenom volební účast, ale i způsob vhození hlasovacích lístků. Cichanouská získala 1729 hlasů oproti 438, které patřily Lukašenkovi.“ Vítězství Lukašenka, které vyhlásila ústřední volební komise, bylo jasným podvodem. 

Mašinérie represí jede dál

Pamětník začal pociťovat úzkostné stavy plynoucí z možného a pravděpodobného zatčení, proto odvezl ze svého bytu všechny důležité dokumenty.

Byl zatčen náhodně 11. srpna 2020 na ulici, kde fotografoval autobusy s policejními jednotkami. „Z autobusu vyběhlo pět lidí, dali mi ruce za záda, přinutili mě kleknout si, poté mě násilně odvedli do Okresní správy ministerstva vnitra (ROVD) do čtvrtého patra, přičemž mi tloukli hlavou o stěny. Potom mě ve velké hale shodili na zem a musel jsem tam ležet na břiše obličejem dolů. Po třech hodinách mě zavolali na výslech k vyšetřovateli. Dva lidi mě bili a jeden mi svíral hlavu nohama. Ptali se, pro koho pracuji a kolik mi platí. V osobních věcech mi našli 110 eur, USB flashdisk s nápisem „Polské rádio“ a v pase jsem měl polská víza. Kvůli tomu mi říkali, že jsem polský vyzvědač. Mučili mě stejně, jako kdysi kati mučili mé příbuzné před zastřelením,“ vzpomíná.

Když pamětníka vrátili do velké haly, byla již naplněna lidmi, byly slyšet rány obuškem a křik. Ruce mu místo želízek spoutali elektrikářskými stahovacími plastovými pásky, které způsobovaly krutou bolest. Přinutili ho sundat si kalhoty i spodní prádlo a zkoumali, na jakých místech a jak velké jsou stopy po bití. Když seznali, že jsou někde nedostatečné, v bití pokračovali. Následně pamětník šestnáct hodin v kuse seděl na židli hlavou dolů s nataženýma rukama, kterýma se opíral o další židli, jež stála před ním. Po čtyřiadvaceti hodinách ho převezli do přijímací místnosti vazební věznice Okrestina. „Vodili nás tam po pěti. Seděl tam soudce v roušce a předčítal policejní hlášení. Zase jsem se ocitl v atmosféře svých předků, kdy soudcům nebylo vidět do obličeje, za každým stál strážník a soud člověka vinil z něčeho, co neudělal.“ Pamětníka propustili, protože měl v péči nezletilé děti. Vrátili mu pár věcí a dali podepsat prohlášení, že se zříká účasti na protestních akcích.

Zatčení a následné události vystrašily pamětníkovu ženu a jeho děti. Několik hodin poté, kdy se vydal na polikliniku pro lékařskou zprávu o stopách po bití, mu zatelefonoval vyšetřovatel Okresní správy ministerstva vnitra (ROVD) Moskevského rajónu. Pamětníka předvolal, aby zprávu z ambulance ověřil. „Začal jsem panikařit. Pochopil jsem, že druhé kolečko už nepřežiji, že živého mě nepustí. Vypnul jsem všechny telefony, sbalil si věci a odjeli jsme do Polska.“