«Первая практика — шахта «СоцДонбасс» в Донецке, 1 100 метров. Это был кошмар. Каждый день кого-то [убивало]. Это полная темнота, у тебя только лампочка, она не выдерживает все шесть часов, ее нужно включать только тогда, когда нужно что-то посмотреть. В основном ты в темноте на ощупь. Шум, какие-то удары постоянно, работают механизмы, все это гудит. Вдруг какие-то удары, крики: “Орел”. Забой всегда чуть под уклон идет, вагонетка туда спускается своим ходом на тросе. А поднимается трос на лебедку наматывается, и порода вывозится. Вагонетка тяжелая, трос изнашивается и иногда рвется, и вагонетка разгоняется, тонны эти летят вниз. И когда вагонетка преодолевает какую-то критическую скорость, она слетает с рельс и летит. Это называется “орел полетел”. Кричат: “Орел, орел, орел”. Все должны по крепежу залезть как можно выше, держаться под потолком и надеяться, что в твоем месте она не выскочит и не долбанет тебя краем по спине. Очень часто кого-то тянут, окровавленный, черный, грязный, окровавленный — его тянут к лете где-то придавило, где-то что-то отдавило».
«В это невозможно было поверить. Мир перевернулся. Мы несколько ночей спать не могли. Просто в это невозможно было поверить. Это все равно, как если бы мы с Наташей поссорились навсегда, понимаете? Я даже не хочу это слово употреблять —разошлись. Ну, поссорились — ладно. А тут смерти. Столько людей. Это страшно. Очень страшно. А мы потом как слышим диктор говорит, пропагандисты говорят: да ладно, да все пройдет, приедем в Киев, будем гулять по Киеву, а наши мужья будут засматриваться на чернявых украинских девчат и будем друг друга целовать в губы. Такая боль. Никогда. Уже никогда».
«Вот, ночевали в монастырях, и постепенно машиной, а там был волонтер-священник и он дорогу вел их от монастыря к монастырю, там их кормили. Вот она семь дней ехала до Праги. Доехала до Праги. Довозили до Польши, а там уже на автобусы и в Прагу на автобусе ехали. Приехала. Она ж такая: дала водителю телефон, мне водитель звонил: ваша мама тут уже, вы ее встретите? Да, успокойте, встречу, извините пожалуйста. Приехал я на Флоренц. Автобус приехал. Говорю: с Украины? Да. Хожу-хожу, не вижу где она. А потом смотрю со спины женщина. Я узнал пальто, воротник и шапку. А в лицо смотрел, когда она проходит — лицо как скомканная коричневая бумага. Я ее не узнал. Я на нее так смотрю: мама это ты? Ой, Сашенька, расплакалась, обняла меня, все домой поехали. А тут внуки. А внуки цветов купили».
Александр Козлов родился 28 января 1961 г. в поселке Покровское, Днепропетровской области, тогда СССР. Учился в Донецком техникуме промышленной автоматики, работал на шахте «Социалистический Донбасс». В1980—82 гг. служил в армии в танковых войсках под Киевом. В 1985 г. кончил Донецкое художественное училище. В 1990 г. окончил Ленинградское высшее художественно-промышленное училище им. В. Мухиной. В 1989 г. был арестован, допрошен и избит в КГБ за акцию протеста на Невском проспекте против лжи правительства по поводу аварии на Чернобыльской атомной станции. Год скрывался от КГБ в Горловке Донецкой области. В 1990 г. бежал за границу, получил политическое убежище в Чехословакии. После распада СССР, получил паспорт ООН. Работал скульптором-реставратором объектов периода барокко в Германии, Франции, Швейцарии, восстанавливал костелы и скульптуры во многих регионах Чехии. Вырубил копии скульптур Девы Марии Матиаша Брауна и Михала Яна Брокоффа. С началом полномасштабного вторжения РФ в Украину, в 2022 г. в Мариуполе погибли родители жены, а его мать бежала из-под ракетных обстрелов из Ольшан Сумской области в Прагу. Помог в Чехии многим украинским беженкам с детьми: организовал общежития в Чешском Броде и Коуржиме.
Hrdinové 20. století odcházejí. Nesmíme zapomenout. Dokumentujeme a vyprávíme jejich příběhy. Záleží vám na odkazu minulých generací, na občanských postojích, demokracii a vzdělávání? Pomozte nám!
